(жизнь художника-ангелиста Лидии Морозовой)

Томск имеет репутацию города тупикового, считается, что дальше Томска поезда не ходят, люди не живут - дальше только тайга и болота. Это действительно так, но есть и исключение. Каждый день, от маленькой, безлюдной станции "Томск-2" отходит один единственный поезд и идет он на север области, до станции Белый Яр.

Отправляясь по служебной надобности в Белый Яр, я стал как обычно расспрашивать своих томских знакомых, не знают ли они там интересных людей. Так мне рассказали о белоярском художнике Лидии Юрьевне Морозовой. Сказали, что человек она неожиданный и поэтому странный, живет уединенно, пишет стихи и картины, считается безработной уже лет десять и все равно как-то живет, да еще придерживаясь каких-то своих внутренних правил.

Например, в тот день, когда должна была открыться ее первая крупная выставка, она утром прибежала в музей и отказалась от выставки, забрав все картины, так и не дав никакого разумного объяснения. Какой-то сон, предчувствие… Кто сегодня обращает на это внимание. Одним словом, все показывало, что человек это интересный упускать встречи с ним никак нельзя. Я отправился искать ее дом.

На нужной мне двери безжизненно висел замок. Было заметно, что эту дверь уже давно не открывали. Я позвонил соседям - в поселках это можно, здесь люди приветливые - спросил, живет ли кто во 2-й квартире? "А они здесь не ходят, - ответила соседка, улыбнувшись, - у них отдельный вход через окно". Я обошел дом. На окнах нужной мне квартиры были какие-то странные надстройки, смесь парника и большого скворечника. Двери не нашел. Был какой-то лаз внизу, куда я не рискнул пролезть. Потом вверху приметил небольшую дверку, предназначенную скорее для ребенка, чем взрослого человека. Я постучал в окно, сказал, кого ищу. Дверка открылась, приветливый голос, извинившись, пригласил входить. Сложившись вдвое, я вошел в окно.

Из бесед с Лидией Морозовой

Как иду по Белому яру, так все встречные мне улыбаются - я тут местная достопримечательность, "сумасшедшая" достопримечательность. А наш батюшка, как увидит меня, так крестит, для него я ведьма, потому что астрологией занимаюсь.

Ангелы

Рынок требует картины-"видики", где вода и лес, - такие картины легко сбываются. Покупают их богатые, которые к культуре тянутся, да и те, что победнее тоже хотят какую-нибудь картинку прикупить. С голода люди не умирают, можно и о душе подумать. Только моя душа не в картинах-"видиках", не в декоративном искусстве, есть конечно и там, но по минимуму, - всю душу я вкладываю в своих ангелов.

Обычно параллельно с картиной я пишу стихотворение. В душе формируется один образ, просто сегодня он выльется словами, завтра цветами - вот и вся разница.

Рисую я быстро. Могу картину за тридцать минут нарисовать, когда краски сами на холст прыгают, такое, наверно, у каждого художника бывает. А если работа затягивается, то могу и оставить картину, потому что она уже не выражает, то что первоначально виделось. Вот этого ангела я нарисовала за 20 минут. Причем краски закончились, оставалась только желтая и красная, и ничего, очень даже оригинальная работа получилась.

Недавно пошла к знакомому, хотела сфотографировать своего ангела, а он у него в кладовке лежит. Знаешь, говорю, продай ты мне эту картину назад: не могу я, чтоб моя работа никому не нужна была.

Я иду из снов, я художник сновидений. Как-то на выставке один художник долго смотрел в мои картины, а потом рассмеялся, говорит: "Ты даже натюрморты на астрал отправляешь".

А вот этого ангела-ребенка я во сне увидела. Муж на работе тогда был, я одна, а одна я побаиваюсь, как многие женщины. И вот утром часов в пять мне снится: будто иду я по коридору и вижу - стоит девочка-ангел, прямо в воздухе стоит. Я так испугалась - мне иногда и черти, и покойники снятся - а тут я испугалась прекрасного ангела, - прямо сияет она вся, а я ее почему-то испугалась пуще всякого черта. Опять легла спать - прямо во сне это вижу. Встаю, иду в коридор и она опять там стоит. Потом третий раз иду в коридор, ее нет. Захожу на кухню, она тут сидит и в ожидании на меня смотрит. У меня мужа Алешей звали, я как кричу: "Алеша, это смерть пришла". И знаешь, через полтора года у меня муж умер.

Я баба "сумасшедшая", живу в квартире без отопления уже четвертый год. Отопление у нас очень дорогое, сама написала на себя заявление, чтоб отключили. Купила два калорифера и, ничего, живу. Хотя зимой у нас и пятьдесят бывает. Но я на зиму окна пленкой покрываю, мох между окон кладу, то есть утепляю квартиру как могу. Правда уже надоело это все, эти соседи-алкоголики, постоянно кто-то затопляет, столько сил уходит на борьбу. Сейчас хочу взять участок и хоть шалаш построить, но чтоб свой.

Странная девочка

Я везде и всегда буду оригинальной, родилась оригинальной, - правда себе на горе. Мне еще в детстве говорили: Лида, ты какая-то вся в себе. Странной девочкой всегда была, старалась не выделяться. Другие девочки как-то наряжались, а я боялась - потому что я и так всегда выделялась. Мама у меня была портниха, она меня во все модное одевала. Как-то говорю: Мам, сшей ты мне фуфаечку. - "Зачем?" - спрашивает. - Не хочу, - говорю, - чтоб на меня все смотрели. "Пока я жива, - говорит, - ты в фуфайке ходить не будешь".

Может быть я ошибаюсь, но у меня в душе правда всегда светло. Мне кажется, у меня такая старость хорошая будет, с картинами, со стихами… Какое-то внутреннее чувство уверенности есть. Знакомые у меня спрашивают: Лид, как ты живешь? Без работы осталась - улыбаешься; отопление сняла, вся администрация в шоке - а тебе хоть бы что. Говорят: Она зимой намерзнется, потом будет рыдать, чтоб отопление назад поставили. Уже четвертый год, я говорю, попробуйте только поставьте. Я ни где ничего не боюсь - у меня какое-то чувство, что я все переживу, любая беда меня обойдет.

Картины свои я нигде не проталкиваю. Одно время посуетилась со стихами, потом думаю: Господи, что я творю, кому это надо? И поняла: Всему свое время, каждому овощу свой час; если живая картинка, она сама пройдет. И вообще, если ты любое дело делаешь с душой, оно все равно о себе заявит, оно плод свой принесет. Есть мясистые художники, те которые хорошо материю рисуют, они и в краске видят материю; а есть художники, для которых сквозь материю что-то пробивается, какой-то дымок духа. Я со своими картинами пройду как с крестом, я в них так сильно уверена.

По натуре я человек не коммуникабельный, в детстве много молчала, - я была каким-то эфемерным созданием. В 17 лет осталась круглой сиротой, поступила заочно в институт культуры, мне пророчили философскую аспирантуру. Но родня у меня была вся неграмотная, они говорили: Как ты наукой будешь заниматься, ты же женщина? Я подумала, подумала и решила: Если я родилась женщиной, понесу-ка я свой крест до конца, буду нормальной женщиной. После смерти мамы, жила у тетки. Молодость у меня была "военная", - я сама не воевала, но постоянно приходилось выживать. С 17-ти лет жила по общежитиям; учась в институте, по ночам работала няней. Не было склонности ни к варке, ни к готовке; на танцы не ходила, общества чуждалась, книжки не читала - все какой-то смысл жизни искала с 17-ти-то лет. С ума сойти! А потом, когда вышла замуж, занималась жестким бытом, опять выживала. Муж был простым рабочим, тоже круглый сирота, ни поддержки, ни квартиры. Сюда приехали из-за жилья. Но как бы тяжело ни было, была уверена, что все это кончится. В 33 года окончила заочно курсы живописи, потом как-то неожиданно за неделю тридцать штук стихов выдала, ночами не спала, мне даже дурно было. Но с другой стороны считаю, что творчество это слабость человеческая, иногда с нею надо бороться. Сейчас время жесткое, нас заставляют буквально мутировать, но у каждого свой диапазон этой мутации.

Я свои картины утопляю

Стиль мой неяркий, иногда, бывает, начинаю ярко рисовать, как Васильев, но скоро понимаю: это не мое, потом все равно серость навожу - "фуфайки" набрасываю. От яркой картины быстро устаешь. Я поняла, что чем невзрачнее картина, тем она сильнее воздействует на человека. Если идею приглушить в нужных местах, то она будет долговечнее, что ли, да и, вообще, лучше.

Все яркое рано или поздно отторгается, а слабые сигналы воздействуют на человека более сильно, я все это учитываю, тем более, что это согласуется с моей натурой. У меня здесь уже целая теория на меня работает. Поэтому я сознательно свои картины утопляю. Я не хочу чтобы на них смотрели: "Ах, какая красота!", - такой путь не для меня. Уж лучше я свою картину золушкой сделаю, но так, чтоб когда в нее вглядятся, она задевала и трогала. Все у меня в дымке, я все удаляю, отдаляю.

Не женщина, а "так сказать"

Мне ничего лишнего не нужно, я знаю, что если захочу, то у меня все будет. Мне даже посуды лишней не нужно: две кружки, две ложки, две вилки - больше нам с мужем и не требуется. Праздники, пьянки-гулянки мы не отмечаем.

Знаешь, я ведь сама рыбу ловлю. Этой осенью 15 мешков шишки из тайги выносила. Получается, что я не женщина, а "так сказать". Все лето пашешь как не знаю какой трактор, зимой только получается, что и пишу. Летом как начинается рассада, так до осени и не разогнешься.

Когда я начала писать ангелов, мне все говорили: Зачем ты их пишешь, Лида? Не рисуй, а то тебя в сектантки или в ведьмы или еще во что запишут. Помню пришла в церковь, думаю, хоть там посоветуюсь. А они мне говорят: "Знаете, у нас один мальчик тоже рисовал ангелов, когда наш батюшка посмотрел, он увидел в этих ангелах чертей, так что возможно и в ваших ангелах черти (они еще не видели моих ангелов), поэтому вы их лучше не рисуйте, а молитесь". Да, - сделала я вывод, - а еще лучше и не живите, и не дышите. Поэтому ангелов своих я стала прятать. Администрация наша тоже на них косо смотрела. Я уже потом взяла, крылья им закрасила. Как-то пришла женщина, говорит: "Мне твои ангелы понравились". Говорю: А я им уже крылья замазала. - Она: "Ничего, я и без крыльев возьму".

У меня наверно такое умонастроение - я с детства рисовала лица, меня все просили лицо нарисовать. Я, бывало, сяду и у меня рука автоматически начинает рисовать лицо. А сейчас время такое наступило, что религию стали признавать и я стала к лицу добавлять еще крылья, вот и все, а больше ничего не изменилось.

Сначала я боялась их показывать, думала, всю агрессию на себя соберу. Я понимаю, церковь хочет держать монополию. Если ты рисуешь ангелов, ты должен быть христианской веры - ты должен помолиться, покреститься, - очиститься, так сказать. А я про себя знаю, какой бы веры не была, если я ими дышу, они у меня сами рисуются, что мне от них очищаться-то? Я их сама от себя как бы буду очищать, отплевывать. И еще, то что я рисую, это ведь не икона, а картина, - потому что я рисую свободно, как выплеснется, не придерживаясь ни каких канонов.

Я себе полностью доверяю

Знаешь как я себе доверяю? Когда мне было 15 лет, я себе сказала: хочу иметь фамилию Морозова. Я тогда жила в Челябинске, а познакомилась я с мужем в Чите, через восемь лет и была у него фамилия Морозов. Когда у меня первый муж умер - четыре года назад - думаю: "Ну все, под фамилией Морозова я всю жизнь мерзла, надо ее сменить. Какую же мне теперь фамилию выбрать? Буду-ка я Ковалевской". Я и мужика не знала с такой фамилией, у меня не было никаких шансов. То есть у меня путь, наверное, чудеснее не бывает… - и дурнее не бывает. Теперь я - Ковалевская. И более того, с первым мужем прожила 25 лет, а развелась с ним на шестой год жизни и еще 16 лет с ним жила. С этим мужем я прожила уже четыре с половиной года и уже полгода как в разводе. А потому что выбросить жалко.

Первый муж человек совестливый был, как пошел работать, а если деревня пьет, то и мужику придется пить. Я же женщина строгая, я тут им и облавы устраивала, и в милицию сдавала, - не думай, что я такая... художница. А этот, он изначально пил. Он пришел мне отопление снимать. Я спрашиваю: А вы кто такой? Он говорит: "Я - Ковалевский, пришел вам отопление снимать". О, - говорю, - а я как раз хотела стать Ковалевской. Он поддал, через неделю пришел с хлебом и с маслом, говорит: "Слушай, а как мы будем жить?" То есть он воспринял все всерьез. Я думаю, ну раз всерьез, значит ему надо где-то жить. Вот так и живу. То есть я никогда ничего не планирую и ни от кого мне ничего не надо.

Я понимаю, что тут очень отстала. Что толку - сидим в глуши, сохраняем себя, как староверы, а хочется жить. Правда тут тоже хорошо, уйдешь на болото, подышишь, хоть в себя придешь. Я здесь 30 лет прожила, здесь уж, наверно, и помирать. Без леса, без воды я уже не могу, не могу на людей долго смотреть, хочется куда-то уйти - природа, она мозги быстро ставит на место.

И в то же время я тут задыхаюсь - поговорить не с кем. Двое людей тут еще есть, которые меня не понимают, но хотя бы принимают - как говорится: "Мели Емеля, а мы тебя послушаем".

Однажды видела сон, мне приснилось как будто я памятник. Я стою и смотрю, а люди вокруг прыгают, извини, как блохи, то у них тут война, то тут мир, а я стою и думаю-думаю. Представляешь? Памятник и думает. Я потом подумала: наверно, действительно все живое на этом свете, и камни, и вещи, - только на каком-то бессознательном уровне.

Сумасшедшая баба

Я баба сумасшедшая, видишь, даже через окошко вхожу. Ведь это не муж придумал, я сама. А что? Здесь отдельный вход, - никого не вижу, ни кто меня не видит - у нас тут все соседи либо алкоголики, либо просто пьяницы.

Был как-то у нас юбилей района, но поскольку я баба опальная, меня на выставку не пригласили. Думаю, ну наглецы какие, ведь знают прекрасно, что я рисую. Решила открыть выставку у себя дома. Развесила объявления со своим адресом. Дома всю мебель убрала в одну комнату, в другой развесила картины. Тогда они поняли, что я не остановлюсь и могу еще почище дурдом устроить. А перед этим местная газета ошельмовала меня, что я сектантка, астрологией занимаюсь. И тут в связи с выставкой пришла корреспондентка, статью обо мне писать. Я ей говорю: Если вы опять будете меня в ведьму возводить, тогда лучше не пишите. Написала она более или менее стоящую статью. Хотя тоже приглядывалась: "А что это у вас Христос черный?". Говорю, да он не черный, а прозрачный, это космос черный. То есть приходилось элементарные вещи объяснять.

Мне абсолютно по барабану, что такое наша власть, культура и церковь в том числе, я иду своей дорогой, хоть она меня ведет в болото, в лес. И я знаю, что найду свою дорогу, а слава мне уже не нужна, мне 53 года.

Рамки для картин я у зэков покупаю, на зоне, там дешевле. Меня это нисколько не смущает. В зону попадают люди, которые не устояли перед какой-то ситуацией, а придешь к чиновникам, они перед всеми ситуациями устояли, - эти давят людей и без убийств.

Главное, что мы в душе создаем

Я поняла, главное, это то что мы себе в душе создаем - ад или рай. Ад мы чаще всего создаем, а рай устроить труднее, для этого нужно очень хорошо постараться. В старости человек больше к покою стремится, а покой он равносилен раю. Правда, смотря какой покой - живой или мертвый? Если он связан с творчеством, с общением с интересными людьми, то да, я согласна. А если сидеть одному, ничего не делать, никого не видеть, ненавидеть все и на всех обижаться - это мертвый покой, просто ужас тихий.

Биографическая справка:

Морозова (Ковалевская) Лидия Юрьевна - родилась в Челябинске в 1950 г. Окончила Челябинский институт культуры по специальности библиотекарь-библиограф. С 1975 года жила в Томске. Работала телефонисткой, корреспондентом и заместителем редактора в областной газете. Окончила заочно курсы живописи при Московском университете искусств. С 1976 года живет в Верхнекетском районе, Томской области, на станции Белый яр, ул. Вокзальная, д. 11-2 .

Сотников А.В.: tata991@rambler.ru или Томск, 634029, а\я 3693.